чке. - Если у меня
  будет десять процентов, то я подержу ее до завтра.
   - Дэннис, - проговорил Эрни, - ты не сможешь одолжить мне девять баксов?
   В моем бумажнике было двенадцать, и я не знал, на что их потратить. Тогда
  у меня еще не было повода тратить все деньги в ресторанах и цветочных
  магазинах. Я был богат, но одинок.
   - Давай отойдем в сторону, - предложил я. Лебэй нахмурился, но понял, что
  без моего участия уже не обойдется. Его длинные седые волосы развевались на
  ветру. Одной рукой он опирался на капот "плимута".
   Мы с Эрни вернулись к моему "дастеру" семьдесят пятого года,
  припаркованному возле обочины.
   Я положил ладонь на плечо Эрни. Почему-то мне вспомнилось, как мы
  проводили осенние дождливые дни в его комнате, когда нам было по шесть лет,
  как смотрели мультики по старому черно-белому телевизору или рисовали
  карандашами, которые обычно торчали в пустой банке из-под кофе. От этих
  воспоминаний мне стало грустно и немного страшно. Знаете, иногда мне
  кажется, что шесть лет - самый оптимальный возраст для человека и поэтому
  занимает такую небольшую часть жизни.
   - Дэннис, у тебя есть хоть сколько-нибудь? Я завтра отдам.
   - Да, у меня есть, - сказал я. - Но во имя Бога, что ты делаешь, Эрни? У
  этого старого прощелыги полная непригодность. Он не нуждается в деньгах, и
  ты не общество милосердия.
   - Не понял, о чем ты?
   - Он выжимает тебя. Он выжимает