уже не радовалась нашему приходу.
   Мы поздоровались и сели за столик, стоявший в углу. Нам принесли молоко и
  пирожные. Вскоре музыка оборвалась, и в кухню, шаркая шлепанцами, вошел
  Майкл. Он выглядел так, словно только что умер его лучший друг.
   - Вы сегодня припозднились, мальчики, - проговорил он. - Что-нибудь
  случилось?
   - Я купил машину, - произнес Эрни, отрезая кусок пирожного.
   - Что ты сделал? - прокричала его мать из другой комнаты.
   Вслед за тем послышался глухой стук упавшей книги. Вот когда я начал
  жалеть, что не поехал домой.
   Майкл Каннингейм повернулся к сыну, держа в одной руке пакет с яблоками,
  а в другой - пластиковую коробку с йогуртом.
   - Ты шутишь, - сказал он, и я почему-то обратил внимание на то, что
  эспаньолка, которую он носил с семидесятого года, была почти седая. - Эрни,
  ты ведь шутишь, да? Скажи, что ты шутишь.
   Вошла Регина, высокая, полуаристократичная и едва сдерживающая бешенство.
  Она пристально посмотрела на Эрни и поняла, что тот не шутил.
   - Ты не можешь купить машину, - произнесла она. - О чем ты говоришь? Тебе
  только семнадцать лет.
   Эрни медленно перевел взгляд с отца, застывшего у холодильника, на мать,
  стоявшую в дверном проеме. Я никогда прежде не видел у него такого упрямого
  и твердого выражения лица. Если бы он почаще так держался в школе, то,
  думаю, его бы там перестали прогонять отовсюду.
   - Вы ошибаетесь, - сказал он. - Я мог купить ее