брови. Он улыбнулся, точнее -
  усмехнулся.
   - Понимаю, как это звучит, - произнес он. - Я не хотел этого говорить,
  потому что знал, как ты среагируешь. Но я на самом деле думаю, что она не
  обычная машина. Не могу сказать почему, но мне так кажется.
   Я открыл рот, собираясь сказать что-нибудь такое, о чем впоследствии
  наверняка пожалел бы, но мы как раз повернули за угол, на улицу Лебэя.
   Эрни шумно вобрал воздух.
   Один прямоугольник травы на лужайке Лебэя был более желтым и еще более
  отвратительным, чем все остальные части его заросшего газона. С одного края
  на нем виднелось черное пятно масла, впитавшегося в почву и убившего все,
  что там прежде росло. Этот прямоугольный кусок травы был столь омерзительно
  ярок, что если бы вы смотрели на него слишком долго, то могли бы ослепнуть.
   На этом месте вчера стоял "плимут" 58-го года выпуска.
   - Эрни, - сказал я, пристраивая свою машину у обочины, - держи себя в
  руках. Ради Христа, не сходи с ума.
   Он не обратил ни малейшего внимания на мои слова. Сомневаюсь, что он
  вообще меня слышал. Его лицо было бледным. Цветение на нем стало еще
  заметней. Он открыл правую дверцу моего "дастера" и на ходу выпрыгнул из
  машины.
   - Эрни...
   - Это мой отец, - бросил он со злостью и отчаянием. - Я чую этого
  ублюдка.
   И он побежал через газон к дому Лебэя.
   Я вылез из машины и поспешил за ним, думая о том, когда же наконец
  закончится