ищам
  приходилось засыпать ямы на кладбище, вырытые за ночь ватагой пьяных или
  идиотски веселящихся юнцов. Это были обычно молокососы, опьяневшие часто
  не столько от спиртного, сколько от лунного света и собственной смелости.
  Насколько знал Копатель Холт, никому. из хулиганов не приходилось
  действительно выкапывать гроб или, прости Господи, покойника. Как бы пьяны
  или наглы не были эти молодчики, они обычно ограничивались ямой глубиной
  два или три фута, после чего уставали или им наскучивала эта игра. И хотя
  такая игра на городских кладбищах вряд ли говорила о хорошем воспитании и
  вкусе (поскольку ею должны заниматься только профессионалы типа Копателя,
  за что им и платят клиенты), она все же была не столь уж необычной. Как
  правило.
   Но здесь, однако, ничего обычного не наблюдалось.
   Яма не имела четких очертаний, это была просто воронка. Она,
  несомненно, не выглядела как могила вытянутой прямоугольной формы с
  аккуратными углами. Она была намного глубже, чем могли вырыть пьяные
  выпускники школы, но глубина ее была не одинакова, яма суживалась к концу,
  и когда Копатель сообразил, что именно напоминают очертания ямы, он
  почувствовал холодок в спине.
   Это выглядело так, словно кто-то действительно был закопан еще живым
  в землю, но очнулся и вырыл себе путь наверх, пользуясь только своими
  руками.
   - Ах, чтоб их... - прошептал он. - Сволочная проделка. Сучьи дети.
   Должно быть, дети. Нигде