резвычайно нравилось Георгу, голос идущий из
  глубины его сердца, голос, ненавидевший его за этот страшный богопротивный
  поступок, становился все тише, он был ещђ слышен, этот тоненький детский
  голосок, голосок его дочери из того далекого времени, когда душа ее только
  обследовала чрево его неверной супруги. "Но, с другой стороны, если она не
  моя дочь, то жертва моя или еђ, она бессмысленна". Георг жил с
  раздвоившимся сознанием, успокаивая себя, он не верил в то, что жена, очень
  быстро после рождения оставившая его и ребенка, изменяла ему с кем-либо в
  тот момент предполагаемого зачатия. "И с другой стороны ребенка могли
  подменить в родильном доме, жена могла быть неверна, она на меня не похожа,
  это не моя дочь". По несколько раз в день он размышлял над этим бесконечным
  вопросом, выходящим к нему из глубины подсознания. "Я болен, я
  раздваиваюсь", - это он еще понимал и понимал он, что определенность в этом
  вопросе нужнее всего. - "Передо мной два поля: поле истины и поле надежды",
  - так он думал, но поле было одно, и не имело оно отношения к истине, и уж
  тем более не было полем надежды. Это было поле борьбы с постоянным
  отклонением стрелки в сторону боли, безумия и смерти. Однажды во время
  одного из опытов Георг покинул собственное тело, он увидел себя, сидящего в
  кресле, и в ту же минуту на плечи нового прозрачного, только возникшего
  тела, опустились руки и он оглянулся. Рядом с ним была ведьма, змеевидное
  тело еђ находилось в движении и так же было прозрачно. "За оградой