ерного имиджа. Насчет той
  импотенции - одни ничем не подтвержденные слухи да и вообще к тому
  времени, как ты вернешься к своей женщине, вся вайда сгинет давно без
  следа.
   - И я тоже, от беспокойства.
   - Побеспокойся лучше о мамонте.
   Проходя через шлюз, они ожидали увидеть внутри купола толпу
  встречающих, песни и пляски и на лужайке детский смех - одним словом,
  полный сумасшедший дом. Но ничего подобного не оказалось, их встретили
  торжественным и немноголюдным ритуалом. Двенадцать племенных вождей при
  полном параде, то есть в перьях, жемчугах, ожерельях и браслетах
  выстроились полукругом. Затем они преклонили колени, на коленях же подошли
  к Уинтеру и мягко, но настойчиво раздели его догола.
   - Опаро? Это ты? - прозаикался Уинтер на смеси полинезийского и
  английского. - Я так долго был в отъезде... Тубуаи? Мы боролись с тобой
  когда-то, ты всегда меня побеждал. Вайху? Помнишь, как мы попытались
  забраться на ваш тотем и нас за это выдрали? Теапи? Чинча?
   Никто ему не отвечал.
   Уинтер никогда не видел коронацию, так что ожидал почти чего угодно,
  но очень скоро убедился, что все его предположения ошибочны. Никаких
  возбужденных толп, никаких приветствий, барабанов, песнопений; вместо
  этого вожди провели его - в чем мать родила - через совершенно безлюдный
  кампонг и, храня все то же торжественное молчание, оставили