Он молился Богу, чтобы он не был последним. Но услышав его мо-
  литвы, Господь, должно быть, рассмеялся и отвернулся от него.
  
   Потому что настало время одиночества и ожидания.
  
   Он попытался привести в порядок свои воспоминания, снова пере-
  жить их, чтобы увести свое сознание прочь из этой темной хижины, постро-
  енной из досок, окрашенных в черный цвет, и замаскированной зеленой
  сетью так, что она сливалась с джунглями. Он увидел лица матери и отца,
  сидящих в передней комнате их маленького домика в Огайо; снег, медленно
  падающий за окнами, рождественскую елку, только что срубленную и блиста-
  ющую в углу украшениями. Его брат‡ нет, Эрик был мертв в том году, но
  все равно введи его в воспоминание, сделай все правильно, так, как это
  должно было быть. Как они пытают тебя? Побои? Введи Эрика в комнату,
  пусть он сядет у огня, он любил это делать, пусть хлопья снега, пристав-
  шие к его волосам и свитеру, медленно стаивают. Пусть огонь бросает свой
  отсвет на его лицо и на лица отца и матери. Нет, не побои. Других ведь
  не били, не так ли? По крайней мере не там, где проступали раны и шрамы.
  Воспоминание о рождественской елке расшевелило более свежие воспомина-
  ния. В том году его мать вязала зеленый свитер ему в подарок. Хотя он и
  знал, каким будет