волнение Сиринга ни в чем не проявлялось: пульс бился ровно, нервы были так
  спокойны, словно он выслеживал воробья.
   "Времени прошло как будто много, - подумал он, - но я, должно быть,
  ушел недалеко - ведь я еще жив".
   Его насмешил такой способ измерять расстояние, он улыбнулся и пополз
  дальше. Вдруг он распластался на земле и замер. Сквозь просвет в кустах он
  разглядел невысокий холмик желтой глины - неприятельский стрелковый окоп.
  Немного погодя он осторожно, дюйм за дюймом, поднял голову, затем, широко
  расставив руки, приподнялся, не спуская при этом напряженного взгляда с
  насыпи. В следующую секунду он выпрямился во весь рост и, уже не прячась,
  быстро зашагал с винтовкой наперевес. По каким-то ему одному известным
  приметам он понял, что враг оставил эти места.
   Желая окончательно в этом удостовериться, прежде чем вернуться с
  донесением о столь важном событии, Сиринг двинулся вперед через линию
  покинутых окопов, перебегая от укрытия к укрытию в поредевшем лесу и в то же
  время зорко высматривая, не притаился ли гденибудь враг. Так он очутился на
  границе плантации - одной из тех покинутых, запущенных усадьб, каких стало
  много к концу войны. Вся она заросла ежевикой. Повалившаяся изгородь, пустые
  строения с зияющими проемами на месте дверей и окон придавали плантации
  жалкий, неприглядный вид. Внимательно оглядев местность из-за группы молодых
  сосенок, Сиринг перебежал поле и фруктовый сад, направляясь к строеньицу,
  стоявшему