тотчас же острая боль в середине лба -
  предчувствие и боязнь пули - вынуждала его открыть их.
   Умственное и нервное напряжение становилось невыносимым; природа иногда
  приходила ему на помощь, и он терял сознание. Один раз, придя в себя, он
  ощутил резкую, жгучую боль в правой руке; сжав несколько раз пальцы и
  потерев ими ладонь, он почувствовал, что они стали мокрыми и скользкими. Он
  не видел свою руку, но и на ощупь понял, что ладонь в крови. В момент
  беспамятства он колотил рукой по зазубренным краям обломков и исколол ее. Он
  решил, что должен встретить конец как подобает мужчине. Он простой,
  обыкновенный солдат, не верящий в бога, не понимающий всяких там философских
  мудрствований. Он не может умереть как герой, произнося напоследок красивые
  и возвышенные слова, если б даже было кому их услышать. Но он может умереть
  "молодцом", что он и сделает. Только бы знать, когда винтовка выстрелит!
   Несколько крыс, вероятно обитательниц сарая, принюхиваясь, забегали
  вокруг него. Одна из них влезла на кучу мусора, в которой застряла винтовка,
  за ней вторая, третья. Сиринг следил за ними сперва равнодушно, затем с
  дружелюбным интересом, по том в его отупевшем мозгу мелькнула мысль, что они
  могут задеть за спусковой крючок, и он закричал на них: - Убирайтесь! Нечего
  вам тут делать!
   Твари убежали. Они вернутся позднее, начнут кусать ему лицо, отъедят
  нос, перегрызут горло, - он знал, что так будет, но надеялся, что успеет до
  тех пор умереть.