а-ткни-течь-за-ткни-течь...
   Сью тоже бросала - бросала и кричала вместе со всеми, не совсем даже
  понимая, что делает. В мозгу ее вспыхивала неоновым светом и, не
  переставая, крутилась, как заклинание, одна только мысль: "Ничего
  плохого здесь нет в самом деле ничего плохого здесь нет в самом деле
  ничего плохого..." Она еще вспыхивала и светилась, успокаивая и
  обнадеживая, когда вдруг Кэрри завыла и попятилась, отмахиваясь руками,
  бормоча что-то и всхлипывая.
   Девушки неожиданно остановились, осознав, что цепная реакция вот-вот
  приведет к взрыву. Именно в этот момент, как уверяли некоторые, они
  почувствовали удивление. Однако все те годы не прошли бесследно, все те
  годы, вместившие "давай стянем у Кэрри простыню" в летнем лагере
  христианской молодежи, и "я нашла ее любовное письмо к Бобби Пикетту,
  давай размножим его и всем раздадим", и "давай спрячем где-нибудь ее
  трусы", и "давай сунем ей в туфли змею", и "топи ее, топи". Вот Кэрри
  упрямо тащится за группой на велосипеде и никак не может догнать. Кэрри,
  которую в прошлом году звали "пудингом", а в этом - "мордой", Кэрри, от
  которой всегда пахнет потом. А вот она, присев помочиться в кустах,
  обжигает зад крапивой, и все об этом узнают ("Эй, краснозадая, как, до
  сих пор еще чешется?"). Вот Билли Престон мажет ей волосы ореховым
  маслом, когда она уснула на занятиях. А сколько ее щипали, ставили ей
  подножки, когда