ь горечи и ненависти.
   Может, воспоминание о собственной глупости и показало ей Бетти такой.., нет, не в этом дело. Бетти менялась, она уходила в смерть, она становилась тем, чем уже была Лестер. Краска сошла со щек, поблекла сладкая невинность сна, а бледность изнеможения и страдальческие складки усталого беглеца проступили сильнее. Руки едва заметно теребили край одеяла. Она была, как говорят, при смерти.
   - Бетти! - позвала Лестер. Никакого эффекта. Теперь изменения коснулись уже всей комнаты: солнечный свет потускнел, сила и радость ушли из нее. Перед Лестер на постели лежала именно та девушка, от которой она, бывало, привычно отворачивалась. Ни рукам, ни голове больше нельзя доверять, они не могут судить. Но они уже рассудили. Каким сложилось отношение Лестер в другом состоянии, таким оно и осталось. Она совершенно точно знала, что Бетти.., простила ее. Улыбка, теплота, расположение означали прощение. Странно, Лестер как будто не обратила на это внимания. А не могла ли она так же проглядеть и Ричарда? Она улыбнулась. Вот новость! Проглядеть Ричарда? И его прощение? Прощение этого тяжелого, несносного, обожаемого существа?
   Пусть только он придет к ней, и тогда она покажет ему, что значит прощать. Им не раз случалось "прощать" друг Друга, но жертве это приносило мало радости. Теперь другое дело. Теперь, получив соизволение свыше, она знает. А если Ричард простит, как уже простила Бетти, то чем хуже остальные? Остальные тоже простят, если будет на то высшая воля. "Тем самым, - как там дальше? - на веки вечные я прощаю тебя, ты прощаешь меня".
   Вином и хлебом называлось это в поэме. Пусть так и называется. А пока ей остается только ждать, и пусть случится то, что должно случиться. Ей поручили присматривать за Бетти, вот она и будет присматривать. Она должна ждать.
   Все время с тех пор, как Лестер вошла в дом, несчастная душа Эвелин тоже ждала. Сначала она чуть не отправилась вслед за Лестер, но не посмела. Присутствие пустого Города пугало ее, но оказаться запертой в этом доме вместе