го хотелось говорить?
   Она поняла сразу. До сих пор в этом мире она бормотала едва слышно, а тут воскликнула в полный голос:
   - Бетти!
   И он ее понял. Желание обладать всего одной душой показалось ему убогим, - он-то считал, что количество принципиально важно, что оно меняет само качество желания, но такое желание он понимал. Потакая себе, даже благородный ум может дойти до такого слабоволия, что в конце концов от благородства и следа не останется. Божественный Мильтон прекрасно знал это, потому и заставил своего Мессию так торжественно отречься от подобного искушения. Рай не для того, кто не грешил, потому что случай не представился, а для того, кто волей своей противостоял собственной немощи.
   Он поглядел на нее сверху вниз.
   - Я могу отдать тебе Бетти, - сказал он.
   Она только подняла голову и посмотрела на него. Он продолжал:
   - Но сначала ты должна найти мне эту Лестер. Тогда получишь, что просишь.
   - Навсегда? - переспросила она. - Я получу ее навсегда?
   - Навсегда, - подтвердил он. Слово приобрело смутно видимые очертания, на миг возникло ощущение бесконечности, которую он назвал. Для них обоих зал изменился. Для Клерка - распахнулся наружу, для Эвелин - сомкнулся. Он видел, как открывается перед ним пространство временного мира; он видел, как один из его двойников распаляет толпу в уральском городишке, а другой сидит в своей комнате в Пекине и диктует страшнейшие заклятия ученым мужам Китая, а за ними зыблются восторженные тени и склоняются знамена Поднебесной Империи. Для нее же зал стал совсем маленькой комнаткой (и она продолжала уменьшаться), там сидели они с Бетти. Она говорила, а Бетти трепетала.
   Далекая и близкая бесконечности жили вместе, потому что он произнес одно из названий Города, и тут же Город оказался здесь - такой, как им хотелось.
   Он опустил руку еще чуть-чуть. Будь перед ним смертная плоть, он коснулся бы ее, но бесконечность разделяла их, как разделяла она Бетти и Лестер. Он сказал:
   - Оторви от нее Лестер и приведи сюда.