не придется иногда наведываться в город, но тебе больше незачем будет оттуда уезжать". Бетти временами даже казалось, что так будет лучше; она станет Беттиной уже навсегда и, быть может, обретет покой.
   Но пока никакого покоя не предвиделось. Джонатан был слишком близко. Иногда он разговаривал с ней о живописи, она старалась понять его и даже задавала вопросы, хотя ее хозяйка - нет, мачеха - довольно часто к месту и не к месту приговаривала: "Бетти у нас туповата, к тому же она сущий ребенок", - на что Джонатан однажды заметил:
   - Слава Богу, что ее не приобщали к культуре! Я и сам-то чувствую себя не намного взрослее, - и продолжал объяснять, а ей хотелось выплакаться у него на плече, и раз или два ей это удалось. А больше уже никогда не удастся. Ее отведут слушать утешительные речи Отца Саймона о любви.
   Когда он говорил, Бетти забывала обо всем и словно впадала в транс. Но так бывало только в Холборне. Когда он приходил в Хайгейт, его слова почему-то переставали успокаивать. Может, потому, что ее все время заставляли что-то делать? Он говорил: "Ни о чем не тревожься, просто делай, что я скажу", - и она слушалась. Только этим да еще простой работой на кухне она и жила.
   Она лежала без сна и ждала: ждала, когда ослабеет сознание, когда угаснет память о Джонатане, ждала конца.
   Она боялась леди Уоллингфорд и отчаянно боялась Эвелин. Эвелин вызнает у нее все про Джонатана и всем расскажет - нет, уже не расскажет, ведь Эвелин умерла. Бетти села на постели с внезапным чувством удовлетворения.
   За долгие годы это было чуть ли не первым ее самостоятельным движением. Она глубоко вздохнула. По крайней мере этот страх оставил ее навеки. Эвелин мертва. Конечно же. Лестер тоже мертва. Бетти было немножко жаль Лестер, но та никогда не хотела дружить с ней. Это ведь мужа Лестер видела она сегодня... Красивый. Во время их свадьбы она была в Йоркшире. Да ее все равно не приглашали. Йоркшир... Ну да, Йоркшир; но Эвелин теперь-то уж никогда, никогда не попадет в Йоркшир.
   - Эвелин, - сказала