ся на локте. - Он говорил по-английски, и я не
  понял ни слова!
   Веллс заставил его лечь. На лице врача было беспокойство.
   - Спокойно, - повторил он. - Нам известно, что после катастрофы у вас
  была полная амнезия. Вам пришлось заново учиться всему... Не позволяйте
  яркости воспоминаний...
   - Но на каком языке я говорил? - яростно спросил Найсмит. - Когда
  задал вопрос "Где я?".
   Веллс выглядел удивленным.
   - Вы можете точно повторить звучание?
   - Глену эш ай? - спустя мгновенье произнес Найсмит, закрыв глаза.
  Напряжение росло в нем - он не мог лежать спокойно. Челюстные мышцы его
  лица были болезненно напряжены. Он почувствовал, как его лоб начал
  покрываться потом. - Вы узнаете этот язык?
   - Я не лингвист. Это не немецкий, не французский и не испанский. В
  этом я абсолютно уверен. Может быть, румынский или хорватский? Откуда-то
  из тех краев? В вашей родословной не было влияния подобного рода?
   - В соответствии с записями - нет, - напряженно проговорил Найсмит.
  Пот ручьями тек по его лицу, кулаки сжимались, разжимались и снова
  сжимались. - Мои родители коренные американцы и всю жизнь прожили на
  Среднем Западе. Умерли оба в пыли Омахи, как и все другие мои
  родственники. Я был последним. Такая вот история. И я на нее почти
  купился!
   - Пошли дальше, - сказал Веллс. - После того, как закончим, я
  проиграю эту фразу Гупке или Лири. Посмотрим,