ожно моложе всех".
  Озеров ей нравился, она откровенно с ним кокетничала, но все ее женские
  хитрости обезоруживала его застенчивость и внешняя мрачноватость. В этот
  поздний майский вечер Зоя почему-то задержалась в школе до темноты и, уже
  уходя, заметила сидевшего у себя Озерова.
   - Что это вы в такой духоте сидите? - удивилась она. - На улице лето.
  Пошли гулять.
   - Не хочется, - поежился Озеров.
   - Пошли, пошли, - атаковала Зоя, - закругляйтесь - и на пруд. Я уже раз
  купалась. Вода как в ванне.
   Озеров, успевший за эти дни выкупаться в Средиземном море и в Тихом
  океане, брезгливо поморщился:
   - В таком болоте? На дне ил. Берег грязный.
   - Конечно, это вам не Рио-де-Жанейро. В море лучше. Только мы, к
  сожалению, не можем перенести море в Федоскино.
   - А вдруг? - загадочно сказал Озеров. Его словно что-то подхлестнуло. -
  Хотите в Рио?
   - Вы мечтатель, Андрюша. Только не повторяйте Остапа Бендера.
  Удовлетворимся нашим благословенным прудом.
   - Серьезно, хотите? - жарко зашептал Озеров, теряя последние остатки
  осторожности. - Хотите, будут и море, и пляж? Знаменитейший пляж
  Копакобана.
   - А вы не рехнулись, Андрюша?
   Но Озеров уже повернул браслет. К ногам Зои выплеснулась и откатилась,
  шурша по песку, невысокая пенистая волна. Берег казался кремовым,
  сверкавшим на солнце, как перламутровая раковина. Комнату залило
  ослепительным