. Проще, пожалуй, написать папе римскому. Он-то
  уж наверняка найдет объяснение.
   Внезапно погасла лампочка - перегорела, должно быть. Запасной под рукой
  не было, а Озерову не хотелось идти за ней к коменданту. Он с грустью
  вспомнил об удобствах своей московской квартиры, где лампочки зажигались с
  помощью фотореле, устроенного приятелем-физиком на входной двери, и где
  входящего встречали не дощатые стены и колченогий столик с тетрадками, а
  книжные стеллажи и бюро с выдвижными полками и магнитофоном для записи
  устных уроков. Даже вид из окна радовал глаз: оно выходило на широкую
  набережную Москвы-реки. Озеров ясно представил себе, как выглядят река и
  набережная в этот вечерний час, когда сумерки на улице еще не сгустились
  до темноты и фонари еще не зажглись, заглядывая в почерневшую реку. Но
  здесь браслет засветился, как фонарик. Озеров машинально тронул его, и он
  легко повернулся под пальцами. И сразу стало светлее... Стены комнаты в
  углу раздвинулись или растаяли. Озерову показалось, что он в зрительном
  зале кинотеатра, перед ним экран, а на экране Москва-река,
  буро-зеленоватая, с нефтяными пятнами, с гранитными откосами набережной и
  зеленым лесом, бегущим в гору. "А что на другом берегу?" - мелькнула
  мысль, и он увидел Лужники с большой ареной вдали и Дворцом спорта на
  первом плане. Проплыл мимо белый катерок, оставляя позади пенистую
  дорожку.