после разоблачительных статей. Но теперь
  Лилька прочно утвердилась в сердце и постели нашего главного редактора
  Пошехонцева, который обожал ее соблазнительные рубенсовские формы,
  острый язычок и неумение себя сдерживать. Лильку можно было завести с
  пол-оборота, она крепко бушевала, но так же быстро приходила в себя.
  "Ты, Лилька, - высказалась однажды Ирочка, - как бутылка со взболтанным
  сидром. Хлоп, пуф, бац, пш-ш, фонтан пены, а потом ничего - спокойное
  кисловатое пойло". Лилька тогда обозвала Ирочку "уксусной эссенцией", но
  Иркино сравнение было настолько убийственно точным, что за Лильку никто
  не вступился.
   Лилька не разговаривала с Ирочкой пару дней, а потом все пошло
  по-прежнему. В свою компанию они нередко принимали меня, так как я
  сидела за соседним столом с Лилькой, и та нередко пользовалась моим
  отсутствием, чтобы спихнуть туда свой мусор, пардон, материалы для
  работы. Ирочка же относилась ко мне с вежливым безразличием или вежливым
  вниманием, в зависимости от обстоятельств, но все же не хамила, как
  прочим, не улыбалась пренебрежительно, слушая мои рассуждения. Словом, в
  их тесной компании я не была третьей лишней.
   - Бабкины картины действительно того стоят? - вопросила Ирочка,
  жеманно поводя плечом.
   - Стоят, в том-то и дело. Ее кретины-родственнички еще в это не
  въехали. А доктор кое-кому позвонил, кое-кому сказал, пошла волна, даже
  нашего Илюшу проняло, и он меня к бабке