егулярная, и материал я даю постоянно.
   - Понимаю, понимаю, - Пошехонцев сморщился так, словно хлебнул
  неразбавленной лимонной кислоты, - но твои материалы всегда несколько
  специфичны.
   - Америку ты мне не открыл, но пояснить все же придется.
   - Придется - поясню. - Илюша перестал мяться и весь подобрался. -
  Твои репортажи всегда о каких-то одиозных личностях: то об "афганце" без
  обеих рук, который сочиняет музыку, то о брошенном мальчике, живущем на
  вокзале, который из фантиков сделал макет Красной площади и Кремля, то о
  сестрах, живущих в детдоме и вышивающих бисером сцены из Евангелия, то о
  бабуле, которая в семьдесят лет взялась за кисть и мажет в чулане свои
  шедевры...
   - Не только о них, - вставила я.
   - Понятно, что не только. Но ты понимаешь, душа моя, что все это
  очень и очень спе-ци-фич-но!
   - Понимаю! - Теперь я окончательно разозлилась. - Мои репортажи тебя
  не устраивают, личности в них, видите ли, не подходящие для нашего
  высоколобого обывателя. Ему подавай кого-то другого. Так?!
   - Так. Если бы наш читатель был высоколобым, еще полбеды, а то... В
  общем, ты все правильно ухватила. Читатель хочет не просто рассказов о
  каких-то самородках, которых достали из черт знает какой помойки, а
  сказки о красивой жизни красивого человека.
   - Красивого? - Я с интересом глянула на Пошехонцева. - А ну, любитель
  прекрасного, сознавайся, что ты имеешь в виду. Вернее, кого.
   - Того. - Главный сунул