жные ведь девочки.
   - Семен, - меня прорвало, - ты можешь писать о них сколько тебе
  влезет, ты можешь исходить слюной или облизывать их глянцевые портреты с
  ног до головы, ты можешь даже мастурбировать, глядя на их фото,
  закрывшись в сортире, но я-то здесь ни при чем, меня их прелести не
  возбуждают!
   - Ладно тебе, Леда, успокойся. - Гузько, неравнодушный ко всякого
  рода женским прелестям, поутих. - Ничего ведь страшного.
   - Точно, - тут же поддержал его Волоснов. - Сделаешь статейку, ну
  две, и пиши потом о композиторах и балетмейстерах.
   - Балетмейстерах? - Я посмотрела на Кирилла.
   - Ага, - радостно закивал он, обнажая в улыбке неровные желтые зубы.
  - Тут в твое отсутствие Михайловский звонил, за статью благодарил, на
  ужин звал.
   - Треплешься? - Я начала понемногу успокаиваться.
   - А вот и нет, - возмутился Волоснов, вытирая под носом и призывая в
  свидетели подходящих коллег. - Все свидетели, что этот танцор-мен тебе
  звонил, рассыпался в благодарностях, приглашал сходить кое-куда. Очень
  жалел, что тебя нет, просил позвонить ему, когда появишься.
   Коллеги, слушая разглагольствования Кирилла, согласно кивали
  головами.
   У руководителя Санкт-Петербургского мужского балета Валерия
  Михайловского я брала интервью полтора месяца назад. Статья только
  успела появиться, как балет отправился на гастроли во Франкфурт. А
  сейчас, стало быть, вернулся.
   - Вернулись, - откликнулся