ла же, выздоравливаешь. Аппетит - самый верный знак. Погоди, я сейчас.
   Убежала - и вскоре вернулась с термосом и чашками.
   Быстро накрыла на тумбочке поздний ужин: холодная курица, хлеб, сыр, масло. Сделала несколько толстых бутербродов. В чашку налила горячего чая.
   - Из дома приношу. Мамина заварка, со зверобоем.
   - Один не буду, - сказал Егор, хотя уже вцепился в бутерброд с куриным белым мясом. - Там еще коробка с шоколадными конфетами, достань.
   Анечка поддержала компанию, попила чайку. Егорка умял почти все, что было на тумбочке. Уплетал за обе щеки с важным выражением лица. Анечка рассмеялась.
   - Смотри не лопни.
   У него глаза затуманились.
   - Отвернись, пожалуйста.
   Покряхтывая, слез с кровати, кое-как накинул на себя больничный халат. Самое удивительное, никто в палате не проснулся. Ночь принадлежала только им одним.
   Пошли курить в ординаторскую. Вся больница спала мертвым сном. Анечка, пока брели по коридору, поддерживала его за талию, а Егорка обнял ее плечи.
   От первой затяжки его повело, в голове загудели колокола. Но он не променял бы эту сигарету на все свои прожитые восемнадцать лет.
   - Ань, у тебя есть парень?
   - Наверное, нет.
   - Ты ведь не девушка, правда?
   - Какой чудной. Разве спрашивают об этом?
   - Извини. Но ты любила кого-нибудь?
   - А ты?
   - До сегодняшней ночи - ничего подобного...
  
  ***
  
   В паб (по-старому пивная) "Бродвейская гвоздика"
   Мышкин вошел около десяти вечера. До того помогал Тарасовне в магазине, с ней же перекусили на скорую руку.
   Прошло две недели с печального происшествия. Тарасовна каждый день напоминала: "Ну что, Харитон?" И он каждый раз отвечал: "Рано еще".
   Сегодня решил, пора.
   В пабе обстановка культурная. Стойка бара, как в голливудских фильмах, музыка, дым коромыслом. Много веселой, поддатой молодежи,