ательства почти два
  года, но когда она однажды снова начала пилить меня, уверяя, что неудачно
  вышла замуж, я вспылили наговорил ей кучу гадостей. Она потеряла голову,
  после моего ранения она была словно не в себе и бросилась на меня. Ногти у
  нее всегда были длинные, и она буквально исполосовала мне лицо сверху
  донизу.
   Правой рукой я мог ее только оттолкнуть, а потом оделся и ушел из дома.
  Навсегда.
   Хорошо еще, что корешей много было по прежней службе в Афгане. Вскоре
  повсюду стали возникать частные сыскные бюро, и я нанялся в одно из таких
  учреждений. Хотя работал я там мало - месяцев пять. Вскоре меня нашел
  Рябой и предложил мне попробовать на новой работе.
   Конечно, сначала я боялся. Очень боялся. Одно дело, убить человека,
  душмана там, в Афгане. Другое дело, здесь, в Москве или Ленинграде. В
  Санкт-Петербурге убийств такого рода быть не может, там все благородные, а
  вот в моем родном Ленинграде теперь людей убивают просто так, среди бела
  дня. Помню, как все бежали голосовать за Собчака - герой, оратор, такой
  борец за демократию. А я тогда всем говорил, что он дерьмо. В партию
  вступил уже во времена Горбачева всего на год и тут же вышел. А болтунов я
  всегда не любил. Когда он повышал голос и начинал благородно обличать
  кого-то, я вспоминал нашего лейтенанта Абрамова. Тот тоже всегда любил
  обличать, а сам прятал от ребят сало и тушенку. Вот с тех пор и не люблю
  обличителей и борцов за